Хотите секрет? Однажды, когда мы целовались, я распахнула глаза и увидела, что его глаза открыты. Он даже не смотрел на меня. Через мое плечо он разглядывал комнату.
На прошлой неделе поздно вечером мы сидели у него на диване, он разглядывал меня, и я была уверена — уверена, — что он вот-вот признается в любви, однако он сказал лишь, что под определенным углом я смахиваю на Скарлетт Йоханссон.
Между уроками я прочесываю коридоры в поисках Кента. Понятия не имею, что скажу ему, когда увижу. Вообще-то я ничего не могу сказать. Он не знает, что две последние ночи мы провели вместе; обе ночи мы были так близко, что если бы один из нас выдохнул, все закончилось бы поцелуями —собственно, почти закончилось прошлой ночью. Но меня одолевает нестерпимое желание просто быть рядом, следить, как он занимается привычными делами: отбрасывает волосы с глаз, криво улыбается, шаркает нелепыми клетчатыми кроссовками, прячет руки в слишком длинные манжеты рубашки. Мое сердце подскакивает к горлу всякий раз, когда я замечаю чью-то размашистую походку или всклоченные каштановые волосы. Но всякий раз это оказывается кто-то другой, и с каждой ошибкой мое сердце возвращается на место.
Кент встает и обнимает меня. Я утыкаюсь лицом ему в плечо и всхлипываю. Он крепко прижимает меня к себе и что-то бормочет в волосы, и, прежде чем я полностью уступаю и отдаюсь на волю потока темноты, у меня возникает престранная, глупая мысль, что моя голова и плечо Кента созданы друг для друга.
Как же мне пережить миллионы и миллионы одинаковых дней, двух зеркал, бесконечно отражающихся друг в друге? Я составляю план. Перестану ходить в школу, угоню машину и каждый день буду мчаться в новом направлении далеко-далеко. На восток, запад, север и юг. Я представляю, как поеду так далеко и так быстро, что оторвусь от земли, подобно аэроплану, и взлечу вверх, туда, где время утекает прочь, словно песок, уносимый ветром.