Все мои надежды погибли, они убиты по воле коварного рока, как были убиты в одну ночь все первенцы в Египте. Я вспомнила все свои заветные мечты, которые вчера ещё цвели и сверкали. Они лежали, как мёртвые тела, недвижные, поблекшие, бескровные, уже не способные ожить.
Я тщилась вырвать из своей души ростки любви, едва я их обнаружила. И вот теперь при первом же взгляде на него они сразу ожили: зелёные, полные жизни! Он принудил меня снова полюбить его, даже не посмотрев в мою сторону.
Я не считаю, сэр, что у вас есть право командовать мной только потому, что вы старше меня или что вы в отличие от меня повидали мир. Ваше право на превосходство определяется тем, с какой пользой вы употребили ваше время и приобретенный опыт.
Я знаю, что значит всецело жить для человека, которого любишь больше всего на свете. Я считаю себя бесконечно счастливой, и моего счастья нельзя выразить никакими словами, потому что мы с мужем живем друг для друга. Ни одна женщина в мире так всецело не принадлежит своему мужу. Нас так же не может утомить общество друг друга, как не может утомить биение сердца, которое бьется в его и в моей груди; поэтому мы неразлучны.
Я должна ненавидеть тех, кто, несмотря на мои усилия угодить им, продолжает ненавидеть меня: это так же естественно, как любить того, кто к нам ласков, или подчиняться наказанию, когда оно заслужено.
Я дивилась, глядя на прекрасное создание; я восхищалась ею от всей души. Природа, без сомнения, создала ее с явным пристрастием и, позабыв о своей обычной скупости мачехи, наделила свою любимицу дарами с царственной щедростью…
Я всегда клала с собой куклу: каждое человеческое существо должно что-нибудь любить, и, за неимением более достойных предметов для этого чувства, я находила радость в привязанности к облезлой, дешёвой кукле, скорее похожей на маленькое огородное пугало. Теперь мне уже непонятна та нелепая нежность, которую я питала к этой игрушке, видя в ней чуть ли не живое существо, способное на человеческие чувства. Я не могла уснуть, не завернув её в широкие складки моей ночной сорочки; и когда она лежала рядом со мной, в тепле и под моей защитой, я была почти счастлива, считая, что должна быть счастлива и она.
Я был близок к полному отчаянию. Только остатки уважения к себе удержали меня на краю бездны. В глазах света я был, несомненно, покрыт бесчестьем, но перед собственной совестью я был чист, ибо до конца оставался в стороне от ее преступной жизни и порочных страстей.
Физически я чувствовала себя очень слабой и разбитой, но куда хуже была моя душевная подавленность - подавленность, заставлявшая меня все время тихо плакать.
Ты мне нравишься больше, чем способны выразить слова, но я не поддамся сладкой сентиментальности и этой пикировкой не подпущу тебя к краю пропасти, а кроме того, парируя твои выпады, сохраню между нами расстояние, наилучшее для нашей взаимной пользы.