С каждым днём с ужасом чувствовал Гаврила, что кровно привязывается к новому Петру, а образ первого, родного, меркнет, тускнеет, как отблеск заходящего солнца на слюдяном оконце хаты. Силился вернуть прежнюю тоску и боль, но прежнее уходило всё дальше, и ощущал Гаврила от этого стыд и неловкость…
Идёшь ты к дому, к семье Мать небось ждёт: сынок-кормилец вернётся, старость её пригреет, а ты, должно, близко к сердцу не принимаешь того, что она, мать твоя, белым днём чахнет по тебе, а ночьми слезами материнскими исходит Все вы, сынки, таковские Пока не нажил своего приплоду, до тех пор и не лежит у вас душа к родительским страданьям.