Я смотрю на эти лица - кто кем стал теперь, Десять лет назад десятый класс. Каждый выходил в мир через собственную дверь, Кто мог знать, что ждёт снаружи нас?…
Единственное, чего я не мог понять - испортила ли меня средняя школа или, наоборот возвысила. Может быть, произошло и то, и другое, ведь развращение и просвещение часто оказываются неразделимыми.
Мы хотели наслаждаться синим небом, а нас заставляли глядеть на черную доску. Мы задумывались над смыслом жизни, а нас неволили - думай над равнобедренными треугольниками. Нам нравилось слушать Владимира Высоцкого, а нас заставляли заучивать ветхозаветное: «Мой дядя самых честных правил» Нас превозносили за послушание и наказывали за непокорность. Тебе, друг Вася, это нравилось, а мне нет! Я из тех, кто ненавидит ошейник с веревочкой…
Быть самым маленьким в классе - это значит: вытирать доску, приносить мел, убирать маты в спортивном зале, складывать баскетбольные мячи в ряд на слишком высокую полку и, что всего хуже, на классных фотографиях сидеть одному в первом ряду по-турецки. Нет пределов унижению, когда учишься в школе.
Мне думалось, что может быть, всякая школа, какая бы она не была, - это печь для моей переплавки, и разжигается она моим собственным огнем: руководители только раздувают этот огонь или гасят его.
Боже мой! В классах сидят не ученики, а самые настоящие обезьяны. Дарвин был наивным мечтателем, я вас уверяю. Какая там эволюция, помилуйте! На одного здравомыслящего у меня целых девять орангутанов.