– Ты об этом еще пожалеешь, юнец! Почему ты не ушел вместе с ним? Ты не здешний. Ты не Бэггинс. Ты ты Брендибак, вот ты кто! – Слыхал, Мерри? Оказывается, это оскорбление, – сказал Фродо, захлопнув за нею дверь. – Какое там оскорбление, – возразил Мерри Брендибак. – Это грубая лесть. А следовательно, неправда.
- А ну выпусти Джедидайю, а то он сильно разозлится. - Ты уж извини, я не воспринимаю тебя всерьез. Ты так мил. Даже когда угрожаешь мне. Обхохочешься. Нет, поверь мне, вы, ребята, невероятные дуфки. - Прикуси язык. Ты имеешь право держать меня в плену и даже пытать, но не смей называть меня душкой.
Первоначально он отнёсся ко мне неприязненно и даже оскорблял меня, то есть думал, что оскорбляет, называя меня собакой, – тут арестант усмехнулся, – я лично не вижу ничего дурного в этом звере, чтобы обижаться на это слово…
А потому что нельзя спускать оскорблений. Никому. Оскорбление, оставшееся без ответа, нарушает баланс справедливости и пятнает карму благородного мужа, сказал себе Эраст Петрович, беспардонно мешая в одну кучу буддизм и конфуцианство.