Кленовые ладони сентября
В окно моё стучатся тихой ночью…
Мне кажется - я выдумал тебя,
Чтоб плен осенний был с тобой короче…
Смешав все краски августа и снов,
И георгинов и медовых яблок,
Я звал тебя с холодных островов,
Сквозь суеты обычную усталость…
Сложив свой зонт, я грелся под дождём
Из слёз твоих далёких и горячих
И пел, забытый Богом, патефон
О нас, о заблудившейся удаче…

И образ твой на янтаре аллей
Живёт во мне, незримостью пытая…
Волос твоих дурман и лёгкий хмель
В моей замёрзшей комнате витает.
И в сумраке рассвета назову
Я именем твоим Мечту и Осень…
Я буду ждать тебя, тебя одну,
Забыв кудрей и трав льняную проседь…

Летнее

Горько-сладкий цветок тимьяна…
Лунный камень в оправе грёз…
Этот воздух озёрный, пряный,
Пахнет ливнем твоих волос.
В бесконечных полях июля
Затерялся давно наш след,
От рассвета до поцелуя
Я у лета купил билет…
До лазоревых полустанков
Васильков на исходе дня,
И заоблачных белых замков,
Тех, что тают, к себе маня…
Ожерелий из земляники,
И твоих загорелых плеч…
Сквозь листву золотые блики
Обещают нам всё сберечь -
И загар, и вишнёвый полдень
И некошеных трав постель…
Слышишь… Где-то, как прежде, бродит
Со свирелью влюблённый Лель…
Даже если развеет ветер
Изумрудной листвы узор,
Мы останемся в этом лете,
В сентября не поверив вздор.

Горько-сладкий цветок тимьяна,
Поцелуев горячий след…
Воздух лета - беспечно пряный -
Мой счастливый в июль билет…

Copyright: Снежный Рыцарь, 2010
Свидетельство о публикации 11007036763

Поправляю волосы
… я рукою нервною…
Стала я предателем,
… стала я неверною.
Под чужими ласками
… извивалась коброй я…
Опьянила страсть меня
… чёрная, недобрая.
А потом - прозрение,
… а потом раскаялась.
Больше так не сделаю.
… Только мне… понравилось…

Одинокий рыцарь

В лоно чащи уводит тропа,
Анфиладой деревья теснятся,
Мотыльков растревоженных па,
Смех сыча, как безумство паяца.

Опускаются сумерки на
Пилигрима, забывшего числа.
И секирой кровавой луна
Над сосной вековою нависла.

Беспокойством охваченный конь
С осторожностью ставит копыто.
На эфесе застыла ладонь -
В одиночестве воин забытый.

Не заставят себя ожидать
Бесшабашные дети разбоя.
На тропу осыпается рать,
Как по осени с лиственниц хвоя.

Станет сталь многократно прочней,
Обжигаясь вскипающей кровью.
Поминальных не хватит свечей,
Отпоют безутешные совы.

Хоть неравен полуночный бой,
Растворилось под звёздами войско.
В тех, что были надменны порой,
Помутнела блистательность лоска.

Вот и смолк устрашающий клич,
Снимет рыцарь устало доспехи.
Где-то рядом недремлющий сыч,
Вновь зайдётся безудержным
смехом.

Copyright: Рыцарь Королевской
Крови, 2009
Свидетельство о публикации
109071201296

Её голосом тихим Ты говоришь со мной -
Обрубаю канаты и пью адмиральский чай…
Это море пойдёт на всё, чтоб не стать водой -
Только солью и словом, поэтому отвечай:
Сколько душ до меня ты пустила уже ко дну,
Сколько тел поднимала, коснувшись губами, ввысь?
Отчего я не помню других, лишь тебя одну,
Отчего обрубаю канаты, смотрю на пирс…

Её голосом тихим Бог говорит со мной -
И она это знает, и смотрит всегда в глаза.
Это заговор вечный, и вечный горячий бой:
Ты не веришь в догматы, читая любовь с листа -
Безупречным Ars amandi белый исписан лист…
Корабельный журнал мой хранит лишь одно число:
Я не верю в других, выходивших на мой карниз,
Или прячущих в китель заплаканное лицо.

Если прямо по курсу идти от меня к тебе
/слишком много ранений, и рядом свистящих пуль/
Я, наверно, пошёл бы, направив корвет к скале,
Ведь попасть на твой остров можно лишь бросив руль.
Её голосом тихим… Ars amandi… Пой и пей -
Это плаванье вечно, не стоит идти ко дну…
До неё говорили и Навин, и Моисей -
Ты прости, я не слышал… не ставь же теперь в вину.
Эти волны пойдут на всё, чтоб не стать водой -
Обрубаю канаты и пью адмиральский чай…
Я услышал так много, лишь день разделив с тобой.

Это письма из моря - не надо, не отвечай.

Луна взошла монетой надо мной, брокажем обезумевшей волчицы… И снег лежит с утра на мостовой, и молится, кто знает как молиться. У города, в такие времена, лицо Иуды, бдящего у храма - я отдал всё, и ты всё отдала - но всех даров без поцелуя мало. Как он целует в губы горячо, и предаёт распятью без сомненья, заглядывая мне через плечо в пристанище, где бродят только тени. В чистилище грехов моих и бед /гордыня отзовётся аритмией/. Я продан тьме за несколько монет, но выкуплен за первой литургией. Меня спасёт январская метель, и Магдалина рыжая у древа, глухая ночь и пламенный «Cartel», весь бренный мир, неведомый и белый.
И вот когда, судьбу переборов, я улыбнусь за томиком Верлена… забуду я, как ты прощал воров, как целовал устало и надменно. Мой старый город, может быть тогда услышишь ты и Слово и Сюиту, и тридцать отречений серебра не мной одним окажутся забыты.

Омут глубок, упадешь - не коснёшься дна
Девять ночей, даже если умеешь плавать.
Голос замрёт на ступени второй октавы,
Трудно дышать, если рядом она… она.
Сказки для взрослых - наивность подводных дев,
Выживших нет /лишь Улисс избежал паденья/,
Поздно жалеть, что в последний из дней творенья,
Я не нашёл тебя в списках возможных Ев.
Раса иная - смертелен невинный взгляд,
Трудно дышать оттого, что вода над нами.
Синее море - твоё, несомненно, знамя…
Знаменем этим навечно укрыт фрегат.

Тихо спускается в бездну французский флот,
Кровью чернил корабельный журнал пропитан.
Но на форзаце, волною уже размытом,
Виден ещё моей жизни упрямый код:
Крест Лотарингии, линии узких рек
Льются в ладонях, чертя направленье точно.
Море же вносит поправки свои подстрочно,
/вряд ли их скроет выпавший утром снег/.
Девять ночей, даже если забыл дышать,
Слушай её, корабля прекратив движенье,
Выживших нет в её тихом морском теченьи.

Только мне рано… Рано об этом знать

Моя Королева… на город спускается тьма, и край Вашей мантии пойман уже полнолуньем - бегите, пока ещё силу имеют слова… пока ещё правите Вы, не равняя влеченье с безумьем. Что власть Ваша мне - я сильнее на тысячу лет… Вы только лишь девочка в пурпуре, в старой короне. Всё это вернет Вам, возможно конечно, рассвет… и край Вашей мантии ляжет небрежно на троне.
Но, чёрные шахматы белыми бредят уже - я Ваш офицер, только масть моя Вам незнакома… Вы были беспечны, читая стихи Беранже, тая под подушкой сиреневый томик Дрюона.
Так падают звёзды, порвав бесконечности нить… так листья срываются ветром… так царствует осень… так хочется мне в полнолуние с Вами уплыть, и в тёмные воды пурпурную мантию бросить.
Моя Королева… на город спускается ночь. Вы пойманы мной, этот плен будет долгим и нежным… и власть Ваша вряд ли Вам сможет сегодня помочь… А утром - казните… на площади людной и снежной

Я могу улыбнуться, когда ты мне скажешь про чувства, про безумную страсть, про иллюзии прежних побед. Я читал это всё сотни раз у Флобера и Пруста, мне всё это писали последнюю тысячу лет. Я читал эти письма в натопленном, старом Версале, и в холодном отеле у вечной и тёмной реки… Одинаковых слов, одинаковой плоти и стали, я изведал так много, что вряд ли в них вижу грехи.
Бесконечная проповедь стала смешной и нелепой /отпусти меня с миром, когда я устану гореть/. Посмотри на меня: кроме нас все прохожие слепы - нам же снова дано говорить обо всём, не стареть. Этот странный язык полон тонких намёков и света, говори лишь глазами - в них небо Лиона и дождь. Пусть всё будет легко, как в написанном Брамсом либретто, пусть всё будет беспечно, когда ты навечно придёшь… Мой живой ренессанс, отголосок Россетти и Климта - эти письма сгорают на медленном рыжем огне. Я могу улыбаться, не сбившись с такта, ни с ритма, но потом написать безрассудные строчки тебе.

Осенний мир как дом пустой -
Оставлен ключ, размыты краски,
И ночь, склонившись над строкой,
Читает письма без опаски.
Давно знакомый эпилог -
Светлеют строки год от года,
И вот уже лежат у ног,
Сухой листвой, чужой и строгой.
Простая магия земли:
Люби, живи, пиши послания,
Пока не сорван - не спеши
Туманным стать воспоминанием.

Десятой заповеди смысл
Оставь другим, и будь собою,
Пока осенний серафим
Не отпустил твой лист на волю.

Гаснет светильник, на сцену выходит блюз -
Маленький демон, не знающий миф о счастье.
Я закрываю глаза, наливаю джус
И развожу его виски /мой демон плачет,
Тонкие пальцы изрезав о бритвы струн,
Кто натянул их вот так - я уже не помню/
Память - роскошная ваза династьи Сун,
Можно разбить, но осколки устроят бойню:
Где-то внутри иссекая изгибы вен,
И подбираясь всё ближе и ближе к сердцу…
Маленький демон не помнит моих измен,
Но убивает отлично, за пару терций.
Я не скажу, что причина всему - любовь
/гаснет огонь, Персефона ступает в бездну/
Блюз - это место, где можно подняться вновь,
Встать и идти… или просто совсем исчезнуть.

Тонкая ваза роскошной династьи Мин,
Я закрываю глаза, опускаю руки -
Бьёшься легко и звонко, аминь… аминь,
Память - всего лишь блюз, и всего лишь звуки.

Надень власяницу, сними крепдешин и шёлк - окончилось время библейской листвы и мёда. Надкушено яблоко /будет ли в этом толк?/, сюжет этот вечный уже не завет, а мода. Ты следуешь ей - я пытаюсь понять мотив, иду за тобой, не смотря на печальный опыт /смеётся мой ангел в эдемских садах пустых, а демон возносит молитву под этот хохот/. Но я зажимаю уши, смотрю в глаза - вот падает шёлк и скользит крепдешин на травы… Твой взгляд говорит: «не смотри, не смотри, нельзя», но полон зрачок твой змеиной уже отравы - и я, опрокинув землю, ложусь в траву: кто дважды был изгнан, поверит ли вновь в прощенье? /потеряны строки о тысяче дней в Анжу, но их унесло незаметно уже теченьем/. Так падает в травы созревший упругий плод, впитавший всю влагу корнями своей вселенной. Так падает мальчик, сорвавшись с ветвей, и вот: рукой потирает ушибленное колено. Я падал и раньше, зачем же теперь скрывать, что раны не ноют и мне ни черта не больно? Давно я освоил науку «забыть и спать», вот только наутро мой город пропитан солью. Но дело не в этом /снимай крепдешин и шёлк/, закончилось время библейской листвы и мёда…

Потом я намажу колено йодом, учту урок. И сердце забуду дома… Такая мода.

Вечер не вечен - к несчастью приходит ночь,
Я закрываю открытую утром книгу,
В кресло сажусь, наливаю знакомый скотч:
Грусть и слова, подмешав к ним любви интригу.
И понимаю, что этот напиток свят,
/хоть не вода/, но крестить им не надо грешных,
Выстроив прежде, как водится, по два в ряд,
И подарив по шаблонной, простой надежде.
Я же бунтую - течёт в моих венах кровь
Старых богов, о которых никто не помнит
/брошен на берег Петра золотой улов,
Рыбы же славят сеть, и глотают воздух/.
Кстати, у скотча есть привкус Луны и звёзд,
Звёздная пыль, как нейтрино, проходит легко сквозь сердце,
Сквозь этот бренный, но всё-таки мой, форпост
/код подобрать невозможно от этой дверцы/.

Ты подбираешь… И снова приходит ночь,
И заставляет смотреть в ледяную бездну,
Помнить о том, что ты древнего мира дочь,
Что ты простишь, даже если я вдруг исчезну.
Если закрою чуть раньше любви словарь,
Грусти и слов /не псалмов/ к сожаленью, к счастью…
Твой океан - хорошо мне знакомый царь,
Он, как и ты, несомненно, запретной масти.
Милая девочка, имя твоё - Лилит,
В кресло сажусь, открываю свой скотч и знаю:
Ты уже близко - изящная тень, магнит…
Будь осторожна - я сны, как и ты, читаю.