Техасец оказался до того душкой, до того рубахой-парнем, что уже через три дня его никто не мог выносить. Стоило ему раскрыть рот — и у всех пробегал по спине холодок ужаса.
- Ты всё остришь. А что скажешь, если мы всё-таки выиграем? - Вы не выиграете. - Знаю, шансы невелики. Но кто-то же должен выиграть. Вдруг это будем мы? Что ты тогда скажешь? Мы будем говорить: «Давайте вместе слетаем на вертолётах на мыс Кейп», а ты будешь говорить: «Я не могу, ребята. Давайте встретимся там, мне надо заправить Хёндай».
Все анекдоты о престарелых коммунистических правителях, позже - о новых русских, ещё позже - о генералах-министрах сочиняли и распространяли работники спецслужб. Если невозможно заставить народ полюбить негласных правителей общества, то их надо высмеять. Это снизит накал человеческой ненависти, превратит её в иронию. В глупый, бессильный, самодовольный смех.
Внешний наш объём и объём скорбей наших не должны составлять непременной пропорции. Грузная, весомая особа столько же имеет права на глубину чувства, сколько имеет их обладательница субтильнейшей на свете талии. Но справедливо это или нет, а бывают несоответствия, которые напрасно пытается примирить наш разум; которым противится наш вкус; которые так и напрашиваются на усмешку.
Вот вы сказали о Страшном суде. Позвольте мне почтительно посмеяться над этим. Я жду его бестрепетно, ведь я изведал кое-что страшнее: суд человеческий.