Я не шляюсь по бильярдным. Не играю в покер. И не хожу на спортивные матчи. Для меня даже по телевизору смотреть спорт — это пытка. Могу сходить на «Доджеров» (главная бейсбольная команда Лос-Анджелеса. — Esquire), потому что игра там менее важна, чем пиво и публика. Чего не могу понять, так это того, что средний американец не может три часа отсидеть в кино, но может четыре часа смотреть идиотский футбольный матч.
Кинофильмы как открытые двери, и перед каждой я меняю характер и жизнь Я всегда живу настоящим. Я принимаю этот риск. Я не отрицаю прошлого, но это – перевернутая страница.
Когда я работал в видеомагазине, я слышал, как родители ругали детей за то, что те все время брали фильмы, которые они уже видели и любят. Ребенок думает: «Зачем брать неизвестно что? Возьму-ка снова эту кассету». Вот и у меня психология ребенка — мне нравится такой подход.
Я никогда особо не придираюсь к кино. На мой взгляд, если несколько сот человек целый год или около того каждый день собирались вместе, а многие из них безропотно соглашались терпеть на лице жирный грим, носить чужую одежду и кем-то притворяться с единственной целью меня позабавить, то я не стану разбираться, хорошо ли они сделали работу. Я доволен уже тем, что они так старались.
Человека, видевшего что-то собственными глазами, — трудно убедить, что этого не было. Для него виденное — свершившийся факт. Кино в этом смысле — страшное оружие.