Ну и лица мне попадаются, не лица, а личное оскорбление! В театр вхожу как в мусоропровод: фальшь, жестокость, лицемерие. Ни одного честного слова, ни одного честного глаза! Карьеризм, подлость, алчные старухи!
Где-то в задней комнате моего дома тихо гудит машина, которая печатает деньги. Эта машина называется «предприятие мистера Бина». Впрочем, машина уже переработала и меня самого.
Сначала я строил декорации, но потом увидел пару паршивых режиссеров за работой и сказал себе: «Я, может, не очень хорошо понимаю, как это делается, но уж точно лучше, чем эти ребята».
Театр больше похож на настоящую жизнь: свои достижения вы выносите на сцену и показываете в течение двух-трёх часов. И больше это никогда не повторится. Я бы сравнил это с хождением по канату в ста футах над землёй и безо всякой страховки. А в кино канат лежит на полу…
Поговаривают, что когда я впервые прочитал сценарий «Клана Сопрано», я повернулся к своей тогдашней девушке и якобы сказал ей: «Только что я прочитал сценарий, для которого был рожден, но я никогда не получу эту роль». Довожу до всеобщего сведения, что я тогда сказал на самом деле: «Бля, я бы сыграл этого чувака так, что мне сам Господь Бог аплодировал бы стоя, но они никогда не допустят меня к съемкам. Они наймут гребаного красавчика — породистого мальчика-колокольчика с ирландскими корнями и бриллиантовой пипкой». Я почему-то был уверен, что роль получит один из тех чувачков, которыми завален телевизор. Но они взяли меня.
Однажды поздно ночью, когда «Клан Сопрано» только начали показывать, в мою манхэттенскую квартиру кто-то постучал. Я открыл дверь, и чувак, который там стоял, в момент сделался белым, как простыня. Я не сразу понял, чего он так испугался. А он просто решил, что я Тони Сопрано.